Куда приведет информатизация здравоохранения

В области здравоохранения Россия следует общемировым трендам: у нас прежде всего развиваются телемедицина и мобильная медицина, хотя мы и находимся на более раннем этапе развития по сравнению с ведущими странами. Нужно отметить и большую работу в области «околонаучной» медицины — это, прежде всего, геномика: расшифровка генома, разработка лекарственных средств и методов лечения в соответствии с генетическими особенностями организма пациента. Это то, что действительно является персонифицированной медициной.

В России эта работа тоже ведется, но пока научились расшифровывать только куски генетического кода, потому что для полной расшифровки нужны огромные инвестиции и время. Но уже есть клиники, где за небольшую по меркам Москвы сумму вам расшифруют участки генома и дадут рекомендации по 120-150 наследственным заболеваниям. Вынесем за скобки, что это доступно в США еще c 2000-х, потому что раньше в России и такого не было, а сейчас есть.

Еще один тренд — работа в области Public Health, когда предмет исследования — здоровье нации. Это уже другой уровень развития медицины, и здесь возникают уже совсем не медицинские проблемы и препятствия. Одно из них — вопрос национальной безопасности. Если этим вопросом занимаются иностранные организации, то насколько мы можем им доверять, отдавая генетические данные о народах, населяющих Россию? Ведь, зная особенности народа, можно создать очень опасные вещества, воздействующие только на него.

Единичные экземпляры — да, легко получить. Но здесь мы уже имеем дело с технологиями больших данных. Для расшифровки генома нации нужна большая репрезентативная выборка, более миллиона анализов. А их без участия государства взять невозможно.

Что с этим делать? Можно либо запретить такие исследования, либо определить их правила. Например, передавать только часть генома, относящуюся ко всему человеческому виду. Если какая-то организация хочет собрать усредненную информацию о человечестве, почему бы нам ей в этом не помочь?

Сейчас очень динамично развивается индустрия мобильной медицины, mHealth. Во многом причина ее популярности обусловлена низким порогом входа. Разработчикам и ИТ-компаниям достаточно разработать общую идею и концепцию, а доступные по цене инструменты разработки приложений уже есть.

Поэтому в области мобильной медицины мы видим много интересных стартапов и разработок известных компаний: делаются порталы для пациентов, мобильные приложения не только для фитнеса, но и для отслеживания течения хронических заболеваний, кардиологии и так далее.

Я постоянно анализирую рынки других стран, в том числе и США как самый большой и динамично развивающийся. И, на мой взгляд, на этом направлении мы технологически не отстаем. Но у нас есть серьезное отставание по темпам продвижения технологий и продуктов в массы. Очень мало людей пользуется мобильными медицинскими приложениями. Есть национальные проекты, есть большие проекты крупных коммерческих компаний, заметна большая маркетинговая активность, но я не слышал, чтобы кто-то реально это использовал. Причина, по-моему, заключается в косности мышления людей и отсутствии понимания, зачем все это нужно.

Во-первых, нам нужна системная образовательная работа с населением. Нужно приучать людей к тому, что здоровье — это прежде всего забота самого гражданина, а не обязанность государства. Мобильная медицина — это вспомогательный инструмент для поддержания здоровья, важный и безопасный элемент системы здравоохранения с точки зрения безопасности персональных данных.

Во-вторых, нужна централизованная работа с медицинскими учреждениями. У нас нет единой платформы для обмена данными о медицинских исследованиях, хотя Единая государственная автоматизированная система здравоохранения — ЕГАИСЗ — подразумевает ее создание.

Формально у нас идет информатизация регионов, они должны создавать единые МИС — медицинские информационные системы, единые региональные радиологические информационные системы, и дальше, по идее, эта информация должна передаваться в ЕГАИСЗ в укрупненном виде. А этого не происходит. Польза для государства от сбора данных понятна, а какая польза для участников системы в регионах, в чем они заинтересованы, тратя время на заведение данных и передачу их в единую систему?

То же самое относится и к нам с вами, простым гражданам. Допустим, мы все начнем собирать информацию о своем здоровье с помощью смартфонов, фитнес-трекеров и других устройств: сколько ходим, какой у нас пульс, динамика изменения давления и веса, и так далее. В сумме по стране это огромный массив потенциально полезной информации. Но что нам, не государству, с ней делать дальше? Какой смысл ее передавать куда-то еще? О нас, пользователях программ, будут заботиться, давать какие-то реальные рекомендации?

Я убежден, что технологически мы достигли высокого уровня, но в России нет концепции, бизнес-модели мобильной медицины. Постоянно у нас забывают о том, как система будет работать «снизу». Есть информатизация «сверху» и есть отдельные команды энтузиастов из ИТ и медицины, которые пытаются ее поддержать. А это должно быть не отдельными участками, а повсеместно, системой.

Алексей Карпинский

С одной стороны, мы видим развитие гаджетов и сетей передачи данных. С другой - прямое общение врача с пациентом еще не стало нашим драйвером развития

Телемедицину сложно даже назвать трендом в силу возраста: ее уже 15 лет пытаются продвигать, но она все никак не может достичь зрелости. Но положительные сдвиги есть. Например, ее развитию помогла мобильная медицина. Это общемировая тенденция, в других странах мобильную медицину используют для сбора первичных данных о пациенте, что, в свою очередь, используется телемедициной.

Чем сегодня характеризуется ситуация в России? С одной стороны, мы видим развитие гаджетов и сетей передачи данных. Сегодня вообще телемедицина попрощалась с наследием прошлого: с конечными устройствами в виде больших ящиков, которые перевозились на КамАЗах, и движется в сторону развития портативных устройств. Это очень перспективно, поскольку большое число пользователей может инвестировать суммарно огромные деньги в отрасль.

С другой стороны, прямое общение врача с пациентом еще не стало нашим драйвером развития. В России телемедицина создается принудительно и за государственный счет, и предназначается для общения одной медицинской организации с другой, в данном случае врача с врачом. А в этой части есть серьезные препятствия. Например, врач, получив доступ к системе, еще трижды задумается, стоит ли ему советоваться с другим специалистом. По закону у нас ответственность за здоровье пациента несет тот доктор, который назначил лечение, а не тот, который дал профессиональный совет. Следовательно, возникает проблема: один советует и ничем не рискует, второй его слушает и готов отвечать перед законом не только за себя, но и за того, кто советовал.

Следующая сложность — это защита персональных данных. Большинство существующих и планируемых телемедицинских комплексов на 100% построены на американском оборудовании и решениях без реальной защиты от несанкционированного доступа. Один из самых распространенных примеров — консультирование пациентов по видеосвязи Skype (принадлежит Microsoft) через иностранные серверы, хотя российские аналоги уже есть и успешно эксплуатируются. Кстати, наша компания сейчас участвует в развертывании облачного сервиса ВКС для медицинских организаций и на ближайший год тестирование системы для медиков будет абсолютно бесплатным.

Есть еще такое перспективное направление, как биоинформатика. Речь идет о научной ценности тех данных о здоровье пациентов, которые можно получать благодаря всеобщей информатизации здравоохранения. Сегодня медицинские компании тратят огромные, просто колоссальные средства на отработку технологий, на тестирование новых лекарственных препаратов и медицинских приборов. Им нужно в течение двух-трех лет получить миллионы тестовых результатов. Причем они не имеют права делать это в медицинских учреждениях, а только в научных, поскольку процесс разработки не относится к медицинской деятельности.

Чем здесь могут помочь ИТ? Тем, что год за годом в базах данных будет накапливаться информация о миллионах диагнозов по всем заболеваниям и всем назначенным методам лечения, лекарственным средствам. Среди них наверняка найдутся данные об аналогичных препаратах, которые необходимы исследователям. Это бесценная информация, которую можно выгодно продавать производителям, она стоит миллиарды долларов и способна значительно сократить сроки разработки лекарств.

В этой сфере Россия имеет хорошие перспективы. У нас исторически сложилась хорошая школа, выпускающая сильных химиков, биологов, медиков. У нас прекрасные математики и программисты. С их помощью можно создать уникальную экспертизу, которая будет пользоваться спросом в мире.

Алексей Карпинский

Наши врачи — очень образованные и самоотверженные люди. Далеко не каждый сотрудник ИТ-службы согласится работать в их режиме по 16 часов в сутки

Как правило, люди попадают в сферу информатизации здравоохранения двумя путями. Это либо ИТ-специалисты, которые раньше занимались чем-то другим, но пришли в медицину, либо медики, плотно заинтересовавшиеся технологиями. Есть уникальные кадры, просто бриллианты, но они редко встречаются. У нас в принципе не существует сложившейся системы подготовки ИТ-специалистов для здравоохранения. Зато есть кадровый голод в здравоохранении и недостаточное понимание врачами того, чем занимаются айтишники. Пока у врачей бытует представление, что ИТ персонал нужен только для решения проблем с оргтехникой и компьютерами. Во многих организациях ИТ не рассматривают как стратегическую функцию, которая напрямую влияет на качество оказания медицинских услуг.

Наши врачи — очень образованные и самоотверженные люди. Далеко не каждый сотрудник ИТ-службы согласится работать в их режиме по 16 часов в сутки. А тут еще врачу предлагают систему, в которой на заполнение документации уходят 6 минут 30 секунд из отведенных на прием пациента 9 минут. Нужна более гибкая система нормативов, конечно.

Кроме того, образованность врачей приводит иногда к тому, что они ощущают себя отдельной кастой. Очень сложно заслужить доверие врачей. К примеру, нас заказчики стали достаточно часто просить о помощи в подборе кадров для руководства их ИТ-службами. Но, как только я привожу сильного специалиста, главврач говорит: «У него же нет опыта в медицине, как я буду с ним работать?». Приходится объяснять, что они вообще не найдут себе ИТ-специалистов с опытом работы в медицине, потому что все уже заняты. Поэтому нужно или переманивать из других учреждений, либо как минимум год растить собственного специалиста из хорошего айтишника. Ему не надо учиться для этого 10 лет, потому что его же не просят лечить людей. Его задача — автоматизация, процессы.

В регионах ситуация несколько хуже, но, что радует, там есть заметный прогресс. Идут внедрения единых медицинских систем, электронной медицинской карты во многих регионах. Где-то к вопросу подошли более формально, ограничившись заключением договоров с «Ростелекомом», а где-то ведут реальную работу по внедрению систем в каждом лечебно-профилактическом учреждении — ЛПУ.

Можно рассказать о Екатеринбурге, Казани, Красноярске, где внедрения шли при совместной работе ИТ-специалистов и медиков, и где результатами информатизации уже реально пользуются. В этих регионах к процессу подключились очень грамотные и активные медицинские работники. Благодаря своему профессионализму они пользуются авторитетом и в Москве.

Также в этих регионах есть сильные ИТ-компании. В значительной мере успехом они обязаны тому, что на первый план выдвинули не себя, а главврачей ЛПУ, с которыми они работают. И уже эти главврачи разъясняли коллегам необходимость, выгоду информатизации и получили поддержку сообщества.

Я считаю, что «пациент скорее жив, чем мертв», чтобы ни говорили скептики. У меня есть два основания для такого мнения. Первое — радует, что в последнее время «локомотивами информатизации» становится все больше адекватных людей.

Второе — количество внедрений информационных систем уже превысило критическую отметку, и обратного хода, судя по всему, нет. Чего мы боялись? Того, что в федеральную программу информатизации вложат много денег, начнут процесс, получат достаточно высокий процент неудачных внедрений, и в определенный момент люди в высоких кабинетах скажут: «Не идет работа, давайте ее сворачивать». Примеры, когда федеральные программы просто закрывались, известны.

Но что мы видим? Сейчас, несмотря на то, что неудачных внедрений действительно много, эта тема все еще интересна Минздраву. В министерстве есть конкретный человек, отвечающий за ИТ и активно в этом направлении работающий, особенно с регионами.

Очень много появляется стартапов. То есть, здравоохранение наконец-то стало интересно ИТ-компаниям. Создаются центры компетенций, есть даже первые системные интеграторы, специализирующиеся исключительно в медицинской сфере. Мы приветствуем появление таких компаний, потому что они, как и мы, работают в связке не только с айтишниками, но и с медиками. Это то, что необходимо сегодня отрасли.