Сергей Калин: Импортозамещение не должно порождать некачественные продукты для местечкового применения
В этом году исполняется 25 лет компании «Открытые технологии». Каким был рынок ИТ в 90-е годы прошлого века и что ждет его в будущем, как пережить взлеты и падения, в чем основная ценность бизнеса, в интервью CNews рассказал Сергей Калин, президент компании «Открытые технологии».
10.09.2019
Компания была создана после распада Советского Союза, в 1994 году, когда рынка как такового не было. Я уже успел поработать в академическом институте, который разрабатывал отечественную вычислительную технику, в начале 90-х начал заниматься бизнесом. На тот момент границы открылись, и в страну хлынули западные технологии — персональные компьютеры с ОС компании Microsoft.
До этого я принимал участие в разработке отечественных вычислительных машин и поэтому решил, что буду заниматься не просто продажей персональных компьютеров, а бизнесом, имеющим интеллектуальную составляющую. Так мы начали работать с компанией SUN Microsystems — разработчиком вычислителей с операционной системой Unix. Поскольку все персоналки работали на Microsoft, отечественные потребители практически не знали, что такое Unix, и нам приходилось им объяснять, зачем он нужен и чем он лучше Microsoft.
Первыми нашими клиентами были телеком-компании и банки, которые начинали с нуля создавать инфраструктуру в стране. 90-е годы — это время создания инфраструктуры. В 2000-е инфраструктура продолжала развиваться, но стали появляться первые прикладные решения, ERP-системы на Oracle и SAP.
В последние годы ИТ-рынок России стабильно растет на 8-9% в год и по темпам роста опережает рост ВВП. В стране взят курс на цифровизацию. Крупные коммерческие структуры из банковского сектора, ритейла, промышленности, энергетики, телекома активно внедряют новые цифровые технологии, позволяющие увеличивать эффективность существующего бизнеса с одной стороны, и открывать новые услуги и даже новые бизнесы — с другой.
Государство активно участвует в процессе: в прошлом году правительством принята национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации». В декабре 2018 года вышла очередная директива правительства — требование перехода всех госкорпораций на отечественное ПО к 2021 году. Насколько мне известно, к 2024 году есть планы перехода и на отечественную аппаратуру с отечественными процессорами. Все это существенно влияет на развитие отечественного ИТ-бизнеса, позволяет с уверенностью смотреть в будущее и планировать инвестиции.
Одновременно многие крупные государственные и негосударственные компании создают внутри себя дочерние ИТ-компании, фокусируются на наращивании внутренних ИТ компетенций. Роснефть, Сбербанк, Ростехнологии, Ростелеком, РЖД, Росатом, Газпромнефть, Транснефть, Лукойл и прочие. Список очень длинный. Финансовая и технологическая эффективность работы этих структур вызывают большие сомнения.
Более того, это противоречит мировой тенденции на аутсорсинг и может затормозить развитие российского рынка ИТ-услуг. Внерыночные условия развития инсорсинговых структур в конечном итоге не позволяют создавать оптимальные и эффективные услуги. Некоторые подобные компании, пользуясь лоббистскими возможностями в конкурсах на ИТ услуги для государственных структур и госкорпораций, в итоге вынуждены брать на подряд коммерческие рыночные ИТ-компании. В результате падает управляемость проектами и безосновательно растет цена для конечного пользователя.
Конечно, нет. Если вспомнить, 25 лет назад в стране и мобильной связи практически не было. Она появилась только во второй половине 90-х, и то — работала не во всех районах Москвы.
Каждый заказчик — это человек, а люди, как известно, все разные. Тем не менее, мы начинали информатизацию вместе, вместе росли и обучались. Думаю, это был взаимный процесс.
Когда мы начинали, заказчики — это были люди, которые еще в советское время работали на вычислительных машинах совсем по другим принципам. Сейчас на их места приходит другое поколение с принципиально иным уровнем грамотности. Конечно, это небо и земля!
Это вообще особенность нашей экономики. Тренд на ее огосударствление последние 10-15 лет идет по восходящей. По моим данным, сегодня почти 80% нашей экономики тем или иным образом относится к государству. Это либо государственные корпорации, либо компании, в которых контрольный пакет принадлежит государству.
Работа с государственными органами и с государственными компаниями жестко регламентирована правительством через 44-ФЗ и 223-ФЗ на этапе конкурсных процедур и на этапе исполнения. Часто требуется казначейское сопровождение. Это накладывает определенную финансовую нагрузку на исполнителя, с одной стороны, но с другой — дисциплинирует заказчика.
Как? 80% ИТ-рынка — это госпроекты. Кстати, у нас в портфеле есть крупные коммерческие клиенты из ритейла, энергетики, финансовой сферы — наш золотой запас. А проекты с государством занимают не очень большую долю.
25 лет мы занимаемся системной интеграцией: проектируем и реализуем сложные и не очень сложные информационные системы для средних и крупных предприятий и организаций различных секторов экономики. Сегодня около 80% выручки приходится на проекты в четырех отраслях: финансы, телеком, государство, энергетика. С точки зрения отраслей мы неплохо диверсифицированы.
Что касается объема бизнеса, то по выручке мы наверняка входим в десятку крупнейших интеграторов. В последние три года она растет в среднем на 23% в год. Я думаю, это очень хороший показатель.
Я бы не сказал, что на нас сильно повлиял кризис 2008 года. Скорее, сказался наш исход из крупного клиента, совпавший по времени с кризисом. В 2003-2007 гг. мы реализовывали очень крупный проект в «Связьинвесте». Это был крупнейший проект по внедрению системы управления предприятием, включавший в себя создание ИТ-инфраструктуры. Он занимал львиную долю бизнеса в общей выручке компании и задействованных в нем ресурсах. То есть, у нас была практически нулевая диверсификация, что в итоге и привело к необходимости решать сложнейшую задачу выживания.
Ну а процесс, в общем-то, стандартный: приведение расходов компании в соответствие с ожидаемыми доходами. Кардинальная чистка персонала, незадействованного в текущем бизнесе, ликвидация целых нерентабельных подразделений и концентрация всех усилий на развитии прибыльных. На словах все просто, но на деле это был очень тяжелый и материально, и морально процесс, затянувшийся на 2-3 года.
Как я уже сказал, мы пересмотрели наш портфель технологий с точки зрения операционной доходности и сфокусировались только на тех, которые умеем внедрять лучше всего, и на тех, которые дают наибольшую финансовую отдачу. В результате много направлений было закрыто, в том числе, к сожалению, и инвестиционных. Через несколько лет, когда компания твердо встала на ноги, мы вернулись к инвестиционным направлениям.
Акценты в работе с заказчиками мы не меняли, они у нас одни и те же много лет — честная и подробная работа на этапе предпроектного взаимодействия: аудит существующих систем, оценка рисков, определение границ будущего проекта и фиксация ожидаемых результатов, фиксация финансовых взаимных обязательств. Все это очень важно определить с заказчиком именно на предварительном этапе, чтобы потом обе стороны не были разочарованы.
В тот период мы приняли решение, что не будем отказываться от больших комплексных проектов, даже если эти проекты включают в себя прикладную составляющую, в которой у нас в текущий момент нет компетенции. Мы создали у себя подразделение руководителей комплексных проектов. В рамках таких проектов осуществляется привлечение на подряде профильных компаний по прикладной части. Таким образом, заказчик в нашем лице получает одного генерального подрядчика, ответственного за построение системы в целом: от инфраструктуры до прикладной системы.
Один из таких проектов, реализованных нами примерно в то время, — внедрение PLM-системы западного производителя в распределенных по территории России офисах крупного государственного предприятия, занимающегося разработкой сложной аппаратуры. Проект включал в себя создание вычислительной и сетевой инфраструктуры, решал вопросы виртуализации и информационной безопасности, ну и, конечно, внедрение собственно PLM. Надо сказать, что внедрение подобной системы требует от заказчика коренной перестройки внутренних бизнес-процессов, заставляет разработчиков отказываться от методов работы, которые они применяли десятилетиями. И это тоже большая проблема и большой риск неудачи, что требует большого мужества даже от руководства заказчика. У нас до этого уже был подобный опыт при внедрении ERP-системы в «Связьинвесте». Все прошло успешно.
Нет, «Открытые технологии» изначально создавались как системный интегратор и продолжают развиваться именно так.
Сегодня мы фокусируемся на реализации «под ключ» больших проектов. Например, есть распределенная по стране финансовая или транспортная компания, и ей нужно создать единую автоматизированную систему управления предприятием. А для этого — спроектировать инфраструктуру, построить сети, ЦОДы, положить на это какую-то прикладную систему. Подобные проекты мы и реализуем.
При этом понятно, что у нас в портфеле нет компетенций по всем прикладным системам. Мы управляем процессом и привлекаем подрядчика, который фокусируется только на этой системе. Но вся ответственность перед заказчиком лежит на нас. Как правило, такие проекты длятся 2-3 года, и они очень дорогие.
Возможно, что-то будет в облаке, но система все равно должна быть спроектирована и построена. Например, последние несколько лет мы занимаемся построением систем управления в энергетике. Это диспетчерские центры, технологическая связь, системы сбора, обработки и управления информацией. Такие решения невозможно потреблять из облака, они уникальны. И для их создания нужны уникальные компетенции.
Да, последние несколько лет мы активно смотрим в этом направлении. Наши разработки под конкретный проект стараемся тиражировать и доводить до рыночного продукта. Самый свежий пример — «Интеллектуальная система прогнозирования аварий» (ИСПА).
Мы много лет работали с американской компанией Splunk, которая продвигает на рынок высокоинтеллектуальную платформу для прогнозирования событий на основе машинного обучения. В этом году компания внезапно объявила об уходе с российского рынка. Это послужило толчком для нас начать свою разработку. У нас в компании есть подразделение, которое поставляло заказчикам решения на базе этой платформы, и сейчас его специалисты ведут разработку. Применения могут быть разными: от прогнозирования аварий на сложных промышленных или транспортных объектах до зонтичного мониторинга сложных информационных или телекоммуникационных объектов. Информация собирается с большого количества устройств и датчиков, в том числе АСУТП, обрабатывается по определенным алгоритмам, а затем делаются заключения по прогнозированию аварий на основе машинного обучения. Благодаря придуманному в проекте принципу коллективной безопасности, применение ИСПА способно снизить аварийность, риски возникновения негативных сценариев работы в самом широком списке отраслей до 40%. Это колоссальные деньги, ресурсы, а, возможно, и спасенные жизни.
Сегодня наша разработка готова к пилотным внедрениям и уже проходит опытную эксплуатацию на ряде предприятий, включая финансовый сектор и нефтегаз. Широкое внедрение ИСПА предусматривает создание моделей под различные отрасли промышленности, требующие решения задач по контролю надежности и прогнозированию аварий.
Я думаю, что для отечественного ИТ-рынка это — возможность инвестировать в разработки, которые наверняка найдут себе применение. Другое дело, хорошо ли это с точки зрения экономики. Любая закрытость, как мне кажется, ни к чему хорошему не приводит. Наши разработки должны быть конкурентны, а импортозамещение стимулирует создание продукта для определенных целей. Однако продать его российским коммерческим заказчикам, которые не имеют ограничений в выборе, а тем более за рубеж — это совсем другая история. И над этим надо работать.
Сергей Калин:
Роботизация, промышленный интернет, цифровой офис для банков, блокчейн, решения на основе искусственного интеллекта и машинного обучения, квантовые вычислители. Все это сейчас пользуется повышенным интересом у серьезных крупных компаний. Которые, собственно, являются для нас целевыми заказчиками. Что из этого превратится в тренд, а что останется временным всплеском, я не хочу судить. Мне кажется, что все эти технологии будут иметь серьезные внедрения в ближайшем будущем.
У нас есть отдельное подразделение, в котором работают специалисты по искусственному интеллекту. Они занимают разработкой платформы, о которой мы уже говорили.
Кроме того, мы реализовали очень интересный проект для «Черкизово»: фактически, создали инфраструктуру цехов, где вместо людей работают роботы. Он не имеет аналогов не только в России, но и в Европе. Сейчас у нас есть несколько запросов на подобные системы для промышленных добывающих предприятий.
Структура остается неизменной уже лет 15-20. Компанию возглавляет генеральный директор, который отвечает за текущий бизнес компании в целом. Под ним четыре больших группы подразделений: коммерческая, техническая, финансовая и административно-хозяйственная.
Коммерческие подразделения делятся по отраслевому признаку: государство, финансы, энергетика, ритейл, промышленность, телеком и пр.
Технические подразделения имеют в своем составе департаменты и отделы по всем инфраструктурным направлениям, которые есть у нас в портфеле: вычислительные платформы, сетевые технологии, инженерные системы, информационная безопасность и пр. А также, как я уже упоминал, большая структура по управлению проектами. У нас в компании внедрена матричная система реализации проектов: под каждую возможность на уровне пресейла, а затем и на уровне реализации договора, создается команда, состоящая из необходимого числа и необходимой компетенции инженеров. Плюс — руководитель, архитектор, главный инженер проекта и, если проект сложный, административная группа.
Кроме того, к этой же группе относится департамент сервиса. Для нас это стратегически важное направления бизнеса. Это долговременные отношения с заказчиком, хорошая маржинальность и более 30% в годовой выручке.
К группе финансовых подразделений относятся департамент логистики, бухгалтерия, отдел договоров, юристы, тендерный отдел, сметчики.
Проблемы с кадрами есть. Особенно не хватает хороших коммерсантов. На менеджеров по продажам со знанием информационных технологий сейчас, по-моему, нигде не учат. Могу ошибаться, конечно, но мне об этом ничего не известно. Вакансии на коммерсантов у нас открыты всегда.
Что касается инженерного состава, то тут такой остроты нет. Наш отдел рекрутинга справляется. Мы работаем в основном с молодыми специалистами после технических вузов. В последние годы у нас появились потребности в специалистах по математическому моделированию, большим данным и искусственному интеллекту. Эти, в основном, молодые ребята работают над нашими продуктами по прогнозированию и бизнес-аналитике.
Сергей Калин:
Сейчас у нас около 400 человек. Из них около 30% работают 10 лет и более. Вообще, мы очень осторожно относимся к росту численности персонала. В истории компании уже были случаи, когда мы нанимали сотни сотрудников под большой проект, а потом, когда он заканчивался, ломали голову, что делать с этими людьми. Так что сейчас мы стараемся нанимать людей на контрактной основе, а в штат приглашать лишь тех, кто занят на нескольких проектах.
Что касается рынка в целом, то я думаю, что начавшийся процесс по отгораживанию от внешнего мира продолжится. И это — плохой тренд. Все, что мы намерены создать в сфере информационных технологий, должно быть конкурентным. Импортозамещение не должно порождать некачественные продукты для местечкового применения. Мы должны жить в открытом мире.
Если мы превратимся в Китай, это будет очень хорошо. За то, что они сделали за последние 15-20 лет, перед ними можно снять шляпу.
Если говорить про импортозамещение в ИТ, то это комплексная задача. Программное обеспечение действительно можно написать и со временем развивать. Но есть еще аппаратное обеспечение — это отечественные процессоры, телекоммуникационная аппаратура. И решить задачу импортозамещения в этой сфере на два порядка сложнее.
Сегодня в России, насколько я знаю, есть два отечественных процессора универсального применения — это «Байкал» и «Эльбрус». «Байкал» — это, на самом деле, лицензированный MIPS, а «Эльбрус» — полностью отечественный продукт.
Для того чтобы продукт стал рыночным, на нем должно работать множество прикладного софта. «Эльбрус» разрабатывался для военных, а значит — это нерыночный продукт. Чтобы он стал рыночным, надо потратить кучу денег и времени. Более того, его продвижением должны заниматься не разработчики, а коммерческие подразделения, которых в любой крупной компании намного больше, чем разработчиков. То есть нужна разумная программа, и, наверное, помощь государства.
Есть еще третий момент, который вообще не решается с точки зрения импортозамещения — это производство. Все фабрики, которые Россия сегодня пытается закупать — американские. И если американцы откажутся нам их продавать, придется искать замену, например, в Тайване. Что сейчас и делает «Эльбрус». Но чтобы действительно стать независимыми, нужно создавать свои фабрики.
Более того, есть электронные САПРы. Когда вы произвели разработку, ее надо перенести на кристалл. Фактически, на одном квадратном сантиметре нужно разместить миллиард транзисторов. Для этого есть специальный софт, который делают только американские компании — их три в мире. Тот же «Эльбрус» делается на этом софте.
Если решать задачу импортозамещения, то надо начинать с самого начала — создавать свои фабрики, электронные САПРы. Но, с моей точки зрения, закрытые границы — путь в никуда. Мне кажется, надо жить в открытом мире.
Сергей Калин:
Думаю, точно будут беспилотные машины, может быть, беспилотные самолеты. Большие перспективы у промышленных роботов и интернета вещей, у цифровых двойников — их появление приведет к кардинальным изменениям в сфере производства в высокотехнологичных наукоемких отраслях.
Будут и дальше развиваться цифровые офисы — то, что уже сейчас происходит в банках, когда клиент может удаленно управлять своим счетом, производить оплату и прочее.
Когда-то, в 2007 году или чуть раньше, мы писали стратегию развития, потому что были на перепутье. Недавно я ее смотрел — ничего не сбылось. Поэтому сейчас мы строим планы на 2-3 года.
Как я сказал, мы делаем большую ставку на разработку собственного решения. Оно может применяться во многих отраслях и, я надеюсь, будет востребовано..
Кроме того, у нас большие планы по работе в энергетике. Некоторое время назад мы получили хороший опыт — реализовали проект по модернизации системы диспетчерского управления в одном из региональных филиалов Россетей. Сейчас стараемся тиражировать этот опыт на другие предприятия, участвуем в конкурсах.
Я думаю, что мы будем превращать наш опыт в новые продукты. Интеллектуальная платформа, о которой я говорил, — это лишь первая ласточка. Мы способны стать бизнес-генератором и выпускать на рынок новые компании, предлагающие собственные решения. Думаю, что ближайшие 10 лет мы будем двигаться в этом направлении.
Я не могу сказать, что она лучше других. Она не хуже. Мне кажется, ко всему надо подходить реалистично, иначе трудно будет ориентироваться на рынке. Я думаю, что мы входим в десятку крупнейших системных интеграторов России. Наша сила в том, что мы беремся за большие проекты и умеем их реализовывать. Этому есть масса примеров.
Конечно, я, как основатель компании, очень ею дорожу и с большим уважением отношусь к людям, которые работают здесь много лет. Мы вместе пережили разные времена и кризисы. Всякое бывало за 25 лет. Но меня радует, что даже когда люди от нас увольняются, в прощальном письме они говорят не просто «Спасибо!», а пишут, что это была единственная компания, где им было комфортно работать. И это дорогого стоит.
Скоро мы будем отмечать 25-летие. Я попросил отдел кадров составить списки всех, кто у нас работал. Получилось около 2000 человек. Я знаю, что есть сообщество бывших сотрудников «Открытых технологий». Раз в год они собираются, общаются. И на юбилей в сентябре мы хотим пригласить около 150 бывших сотрудников. Ведь у компании нет ни станков, ни земли, ни недвижимости. Все, что мы имеем, — это люди.